Исповедь Зои Митрофановны

Привожу свою запись истории одной старушки, Зои Митрофановны, которая вспоминала свое детство и юность, пришедшиеся на годы Великой Отечественной войны и на послевоенный период. (Поскольку она выступала публично - на вечере, посвященном Дню Победы в Тургеневской библиотеке в Москве, 3 мая 2011 года, - то, думаю, я имею право на то, чтобы опубликовать конспект ее выступления.)


Мне было три года в 1942 году. Избы в моей деревне, которая находилась под Курском, сверху прикрыли камышовыми щитами, чтобы замаскировать их от немецких самолетов. У меня был старший брат шести лет и еще двое младших. Вся деревня в первом же налете сгорела.
Дело было недалеко от Прохоровки. Папа был железнодорожником, его взяли даже без форменного обмундирования вместе с другими мужчинами из деревни и погрузили на какой-то паровозик. Паровозик отъехал на некоторое расстояние до узловой станции, и его разбомбили. Все погибли, даже не вступив в бой. Папа выжил. Ему было 25 лет, на две недели он попал в плен. Пленных гнали как скот, не кормили, не давали воды. За эти две недели папа превратился в старика. Потом он бежал, вернулся, конечно, домой, а в нашей деревне уже были немцы. И он вернулся к своей работе на железной дороге. После сражения под Прохоровкой, когда деревню отбили у немцев, он продолжил работать на железной дороге.
В 1950 году ему припомнили то, что он работал при немцах, и сослали на Северо-Печерскую железную дорогу работать на прокладке пути. А старший мой брат, еще ребенок, погиб в перестрелке.
Шестьдесят лет под страхом! Я жила шестьдесят лет под страхом! Мне снилась война до последних лет. Хотя я была пионеркой, потом окончила институт, работала. Как можно все это было совместить - пропаганду и реальность?
1947 год - голод. Засуха. Невозможно даже истопить печь, потому что было запрещено рвать лозинки и ветки. Восемьсот литров молока - налогообложение. Где взять это молоко? На трудодни - стакан семечек. Я завидовала детдомовцам, которых привезли в 1949 году в нашу деревню. Они были в белых отглаженных рубашках. Я не имела даже трусиков, ходила в отцовских кальсонах.
И всю жизнь: "А, тебе хорошо, у тебя отец есть! Он в кустах отсиделся!"
Без паспортов жили. Нищета. Хотелось вырваться оттуда! В 1956 году [я уехала из деревни]. (Дословно это место у меня не записано, но в рассказе З. М. эта дата прозвучала. - А. К.)
Раздвоенность с детства. Дикое несоответствие того, чем были наши кумиры, и того, что нас окружало. Страх. Раздвоенность личности. Страх. Не приведи господи пережить такое нашим детям!